Ведь если говорить по правде, то больше всего в жизни я хочу кого-нибудь любить...
Да-да ,я вернулась,я снова буду загрязнять здешние просторы вульгарной грязью))) не могу себе отказать в этом удовольствии прямо сейчас....так много всего накопилось за время моего отсутствие...я не могу вам не поведать..
Душа и тело по цене БигМака.
Большинство этих кадров снято в Южной Калифорнии между 1986-м и 1990-м годом. В то время я фотографировал жизнь бесправных американцев, которые приторговывают душой и телом по цене БигМака. В этих историях и портретах я надеюсь показать неизменный удел и повседневное выживание уличных проституток – жертв культуры, которая полагает их падшими преступниками.
ДЖЕЙН

Джейн объясняет, что на самом деле она модель. Собирается вот-вот покончить с проституцией, устроиться танцовщицей или, может, будет сниматься в ТВ-рекламе. Просит мой номер телефона на случай, если фотки получатся хорошими, и она сможет использовать их для своего портфолио. Мы прощелкиваем две катушки плёнки. Затем я даю ей ещё пятнадцать баксов за быстрый перепихон. Мы делаем это по старинке – я сверху, она смотрит в потолок. Отворачивается, закрывает глаза и сжимает кулачки. Спустя шесть месяцев звонит. Говорит, что работает танцовщицей, у неё есть заботливый парень, и она хотела бы выкупить у меня негативы с её съемки за сто долларов? Отказываю, но обещаю никогда не показывать её лица. Предлагаю сделать ещё пару фоток. Она называет меня подонком и бросает трубку.
МИССИ

Мисси – наркозависимый уличный трансвестит со знойной кисло-сладкой индивидуальностью. Она живет на улице или зависает с друзьями в полуразрушенных клоповниках. В гостиничном номере с почасовой оплатой я располагаю её на кровати. Включаю телек, ищу фон. Голова Джесси Джексона обращается к Америке. В своё время он стоял на сцене вместе с Мартином Лютером Кингом, когда Джеймс Эрл Рей застрелил его пулей ненависти. И вот он, Джесси, здесь, полон надежд. Я говорю, что мне нравится Джесси Джексон. Я даже однажды голосовал за него. Мисси говорит, что никогда ни за кого не голосовала, поскольку все политики лжецы и говнюки. Я попросил её посмотреть на меня и подумать о чём-то хорошем, затем быстро сделал три кадра, но вспышка сработала только на первом и третьем.
ФРИТТЕР

Фриттер – пышная девчонка с симпатичной мордашкой. От неё пахнет мыльцем, и, к тому же, она прикольная и веселая. Я снимаю комнату в отеле, где она раздевается, и мы делаем тучу снимков. Много смеемся, у меня стояк. Говорю ей, что она не должна принадлежать улиwww.diary.ru/~stupidf0x/?newpostце, продавая себя низкосортным мудакам вроде меня. В ответ она спрашивает, кто вообще должен принадлежать улице? Говорю, мол, «Ну, думаю, никто». Меняю тему разговора, предлагаю двадцатку сверху за маленький безопасный секс. Она не против. Ложиться на кровать. Раздевшись, залажу ей на живот. Её кожа мягкая и чувствительная. Беру член и окунаюсь в роскошество её подушечного тела. Смотрю на её милое личико. У неё меланхолично карие глаза, и я чувствую, как во мне закипает семя. За миг до кульминации, Фриттер вдруг издает истошный вопль и сталкивает меня с себя, да так, что я отлетаю как дурацкий родео-клоун. Умудряюсь, впрочем, приземлиться на ноги. Моя эякуляция так и не эякулировалась, да и настрой вмиг упал. «Боже, – говорю, – ты чего?». Она в другом конце комнаты, одевается. «Я увидела что-то в твоих глазах», – говорит. – «Подумала, ты собираешься сделать мне больно. Мне пора уходить». Напяливаю джинсы. «Да не собирался я делать тебе больно. Я не такой». «Я это уже не раз слыхала». «Да, – говорю. – Видать».
ТИХУАНА

В Тихуане я даю танцовщице двадцатку, и она показывает мне быстрый стриптиз под музыку из бара напротив. Фокус и вспышка настроены, прошу её забраться на кровать, прицеливаюсь. Полностью обнаженная, она похожа на настоящую девушку. Сжимает бедра, пряча свою сосиску между ними, как хвостик. Повернувшись, чтобы я мог сфотографировать её женственную попку, она собирает своё богатство в раковинах ладоней. Делаю несколько снимков, после чего, отработав все ракурсы, прошу поболтать своим чихуахуа для пары кадров. Она реагирует с возмущением, которое я, признать, заслужил – если ей хочется быть девушкой, ей следует быть девушкой, это не моё дело. Она прыгает на кровати и ругается. Говорит «Пизда пизда, si si». Говорю ей, мол, извини, я совершил ошибку, всем понятно, что она 100% девушка. Вновь улыбаясь, дает понять, что ещё за двадцатку трахнется со мной как мне только вздумается. Отказываю и благодарю за то, что была такой хорошенькой моделью.
ПЕППЕР



Ни луны, ни звёзд, ни зримого неба – сверху донизу сплошь чернота. Пеппер берет меня за руку и ведет по дороге, которую я даже не вижу, затем по тернистому холму у Холливуд Фривэй. Неподалеку жжется табак, кружатся красные угольки, звучат низкие стоны и трехэтажный мат. Люди, которых я не вижу, вампиры и оборотни. Кто-то лает как собака, говорит, «Гав-гав, сука!». Над моей головой пролетают машины, шипящие как змеи, со скоростью 90 миль в час. Я под крэком, который, в данный миг, всячески рекомендую. Пеппер знакома с обитателями этого стихийного кладбища. Она знает тропы между могильных плит. Кто-то чиркает зажигалкой, и я вижу разрисованную стену моей мечты. Говорю Пеппер подойти к ней. Пеппер консультируется со мной относительно ее гардероба, и мы решаем, что ей следует расстегнуть рубашку, высвободить грудь и стянуть штаны. Щелкаю затвором, и вспышка сверкает так превосходно и красиво, а Пеппер – образ невинности и чистоты.
ТРИССА

Трисса говорит, что трахнула порядка тысячи парней. По всей видимости, она полагает этот факт своим главным торговым преимуществом. Я говорю ей, что это, конечно, впечатляет – тысяча парней. А она говорит, мол, «Если тебя это впечатляет, то однажды я трахнулась с восемью чуваками одновременно». «Чтобы поиметь восьмерых парней, – говорю, – тебе, наверное, понадобилось задействовать ноги и уши». Трисса говорит «Ха-ха, очень смешно, мистер Камаро, а скольких девчонок ты трахал одновременно?». Отвечаю, что по её стандартам я, скорее всего, живу непримечательной жизнью, а она говорит: «Вот и верь в это».
ТЕБЕ ПОРА

Она приподнимается с кровати, я поджигаю её сигарету, затем свою. «Могу, – говорит, – подрочить тебе и устроить стриптиз, но на большее не надейся». «Я хочу стрип-шоу, и если шоу получится на славу – я, пожалуй, подрочу. Вообще я просто хочу сделать пару снимков. Не велико дело, фотки тебе не навредят». «Я тебе не верю, ты врешь. Тебе лучше валить отсюда, пока не пришел мой сутенер и не заставил тебя сожалеть. «Я уже сожалею, и раз ты хочешь, чтобы я ушел, тебе придется вернуть мои деньги. Это реально ничего особенного, сфоткаться, только меньше работы для тебя. У тебя сексуальное тело и милое личико, я был бы рад сделать себе твоё фото на память для долгих зимних вечеров». «Чушь собачья». «Возможно, но зато искренняя чушь. Мне реально нравится, как ты выглядишь. И мне нужно всего пару снимков». Она снимает свою кофточку через голову и расстегивает лифчик. «Ты можешь сделать две фотографии, но я не стану больше раздеваться. И вообще, лучше поторопись, я вот-вот должна дать сигнал сутенеру». Моя камера и вспышка наготове, увеличиваю выдержку. «Посмотри на меня ещё раз, отлично, ничего не нужно делать, просто застынь, ага, супер, круто, спwww.diary.ru/~stupidf0x/?newpostасибо». В течение пяти секунд она умудряется поднять майку с пола и одеться, а в следующие пять уже выпроваживает меня за дверь. «Тебе пора. Получил, что хотел – теперь уходи».
А ЧО МНЕ?

Шлюха разговаривает с сутенером. «Де малые?» «В спальне». Я вмешиваюсь. «У тебя тут дети? Мы так не договаривались». Смотрит на меня. «Да спят они. Тебе же хочется трахнуться, так давай». «Не хочу я трахаться. Я хочу с тобой пару фоток сделать». Теперь на меня пялится сутенер. «Нах те фоткать?». «Я не с тобой говорю». Проститутка подходит и берет меня за руку: «Позаботишься обо мне?». Достаю последнюю двадцатку и держу её между пальцев. «Двадцать баксов». «Голышом?». «Конечно». Берет оплату, забирается на диван и начинает раздеваться. Сутенер подрывает своё тощее тело со стула и идет на меня. Верхушка моей головы почти дотягивается до его подбородка. «А чо мне?». Я стою на месте и давлюсь от запаха из его рта. «Ты со мной разговариваешь?». Белки его глаз желтые. «А чо мне?». «Чо тебе?». «Двадцать баксов». «Я не хочу тебя фотографировать». «Двадцать баксов мне за то, что ты её фоткаешь». «Я уже дал ей двадцатку». «А чо мне?». «Пошел на хуй». Он сжимает кулаки и хмурит лицо. Я худший на свете боец, но и он не похож на чемпиона, так что я притворяюсь крутым – ухмыляюсь и рычу. Он процеживает сквозь зубы «хуесос», и направляется к шлюхе, извивающейся нагишом вокруг дивана. Берет её за руку и тянет к себе. «А чо мне?». Она поднимает с пола штаны, вытаскивает из кармана двадцатку и протягивает ему. Тот возвращается к телеку. Я достаю камеру и вспышку. Она позирует как для женского журнала, пока я говорю: «Отлично, превосходно, детка, сделай так ещё раз, красота, прелесть». Делаю семь снимков, ставлю её у телевизора и делаю ещё семь. Она одевается пока я пакую свои вещи в рюкзак и досматриваю концовку фильма. На экране поющую королеву рок-н-ролла вырубает неоновая молния. Сутенера просто выносит от смеха.
ДЖЕННИ

Дженни говорит, что когда-то она была по-настоящему красивой. Говорит, пользовалась популярностью в школе, пела в хоре, висела на доске почета. Говорит, взрослела то там, то сям, но теперь вот здесь. «Сдаётся, я ничё особенного, да?», – говорит Дженни.
РОУЗ

«Тебя как звать? Меня Роуз. Рада, что подобрал. Я чистая, так что не парься. У меня нет ни сифилиса, ни ВИЧ, ни ещё чего. Ты ж не коп, а? Здесь налево поверни. Есть чё покурить? Тут направо. На какое бабло расчитываешь? Есть чё покурить? Ты же не собираешься быть мудилой, а? На светофоре налево. У меня есть гараж. Я там живу. Теперь вон туда. Слушай, а ты ничего. У меня такие не часто. Чё хочешь? Тут направо поверни. Теперь помедленнее, мы почти приехали. У тебя прикольная тачка. Сколько за неё выложил? Я не люблю всякие извращения, но могу реально круто тебе отсосать. Парканись за тем грузовиком. Есть чё выпить?».
ДЕТРОЙТ

Я заряжаю Tri-X в свою камеру пока шлюха раздевается. «Везде уебаны, – говорит, – Все уебаны. Считают, что могут наебать меня. Хуй там! Пусть никто не пытается наебать меня. Я бля из Детройта». «Ну и как тебе в солнечной Калифорнии?». «А тебя это ебёт, Белоснежка? Ты нихуя не знаешь. Нихуя да и только». Я остаюсь лапочкой и признаю, что нихуя не знаю. Беру камеру, включаю вспышку. «Я готов. Стань на кровать. Дай сделаю пару снимков». Она сидит нагишом на краю кровати, игнорит меня, и я начинаю фотографировать. Говорит в пол: «Пошло все на хуй». Роется в сумочке, пока не находит что там она искала, затем смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, называет ебаным говнюком, встает, берет сумочку, и идет в ванную, захлопывая за собой дверь. Врубаюсь, что пошла догнаться, и сам уже, если честно, хочу её наркоты, что бы там это ни было.
МАСКА МЕДВЕДЯ

«Я хочу тебя сфотографировать». «Так и знала, что ты это скажешь». «Я догадался, но всё равно решил сказать». Поворачиваюсь, тянусь назад и опускаю заднее сиденье, создавая, таким образом, съемочную площадку. «Я хочу, чтобы ты туда забралась, и я сделаю пару кадров». Достаю из сумки свой Nikon и закрепляю на нём вспышку Vivatar – при включении она пищит, словно комар в микрофон. «Тебе придется заплатить мне больше. Я тебе уже подрочила, и не моя вина, что ты не кончил, так что если хочешь фоткать меня – гони ещё двадцатку». «ОК». Достаю бумажник и протягиваю ей десятку. «Вот десять баксов, остальные попридержу, ведь это только наполовину моя вина, что я не кончил». «Ладно, но не показывай моё лицо. Однажды я выйду замуж за важного богатого мужика. Ты можешь сфоткать меня за десятку, но я запрещаю тебе фотографировать моё лицо, а то знаю – будешь ещё однажды меня шантажировать». Протягиваю ей маску медведя. «Вот, надень». Включаю верхний свет, смотрю композицию через 35-105мм зум-объектив. Недостаточно широко. Меняю на 24мм широкоугольник. Она натягивает маску и пролазит вглубь багажника. Задрала топ, показывает грудь. Предлагаю удобную позу, делаю три снимка. Говорит, мол, за десять баксов я должен был сделать только один снимок. Говорю «ага, конечно», меняю ей позу и делаю еще 3 снимка.
ПОКАХОНТАС


Покахонтас подносит спичку к трубке, и крэк начинает потрескивать, словно запекающийся зефир. Чтобы удержать дым, она закрывает руками рот и нос. Вся содрогается и вибрирует на кровати, обнимая себя, словно смирительной рубашкой. Её симпатичная мордашка расплывается в улыбке. Она сидит тихонько, позволяя кайфу наполнить ее; прильнув, громко шепчет мне: «Хочешь, чтобы я отсосала твой хуй?». «Ну, вообще-то, не совсем. Давай лучше тебя пофоткаем». Достаю из сумки камеру и вспышку. Она подхватывает плюшевого медведя и обнимает его. «Это медвежонок Мадонна. Она мой лучший друг. Можно, чтобы и она была в кадре?». «Да, это было бы клёво». Раздевается до трусов. У неё пацанские мускулы и плоская грудь. Включаю вспышку, фокусируюсь. Вдруг мою спину пронзает внезапная боль. Сажусь на кровать, пытаясь прийти в себя. «Эй, ты в порядке?». «Да, нормал, дай мне минуту». Очухиваюсь, прицеливаю Nikon. «Стой там. Возьми Мадонну если хочешь. Ты отлично выглядишь. Смотри на меня». Не смотрит. Вместо этого слезла с кровати, ищет что-то. «Куда подевался камушек? Хочу догнаться». «Ты уже догонялась». «Да я ещё чуток хочу. Блин, не могу найти…». Она водит руками по кровати, словно слепая, начинает суетиться и впадать в истерику. Я, тем временем, подхожу к кровати и нахожу крэк спящим в складках покрывала вместе с трубкой. Кладу его рядом с упаковкой Cheetos на тумбочку. «Вот он. Давай быстрей и продолжим». Она забирается обратно на кровать, сжимает медвежонка и принимает позу. Делаю снимок. Она откладывает медвежонка, садиться на корточки, запрокидывает голову и «беспричинно» ржет. Ловлю пару неплохих кадров. «Спасибо. Было круто. Ты симпатюля».
ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ

Проститутка, прогуливающаяся по тротуару, ловит мой взгляд и мы здороваемся глазами. Просовывает голову в окно, спрашивает: «Что ты тут делаешь такой одинокий? Ищешь свидания?». Быстро она к делу перешла. Судьба моя решена. Говорю «Эй, симпатюля, хочешь быть моделью?». Она малость старше моей предыдущей «подружки» и, к тому же, с гладкой чёрной кожей. У неё приятное лицо и прическа в стиле мотаунского соула. Глаза сонные, полузакрытые. На ней облегающий леопардовый топ и белая мини-юбка. Она залезла в машину и мы добазарились за сочную фото-сессию за 30 баксов. Много не болтали. Я нашел уеденный переулок с фоном в виде забора. Вылезли из машины. Я сделал десять фоток с ней разной степени обнаженности. Она была игривой и сексуальной, так что у меня встал. Сделав фотки, мы со шлюхой передоговорились о двадцатидолларовом отдроче. За делом она вела себя так, будто рвет траву на лугу. Не совсем то, на что я надеялся. Убрав её руки, предлагаю: «Поцелуй меня», «Я никого не целую, кроме своего парня». «Я дам тебе ещё 10 баксов». «Деньги вперед». Целует она меня страстно и влажно, с широко раскрытыми губами, я закрываю глаза и дрочу. Спустя несколько секунд мой внутренний голос испускает довольный вопль, а еще через секунду возвращается чувство депрессии. Я отвожу шлюху обратно на ее угол и прячу камеру обратно в рюкзак.
РУМЯНА

Шлюха молода, симпатична и как-то бесформенна. На ней широкий пояс, создающий иллюзию талии, белые колготки и трико с рюшем. Её щеки нарумянены. Я любопытствую по поводу цены за трах – целых 15 баксов. Она уводит меня в маленькую комнату с кроватью, тумбочкой и парочкой дыр в стене. Предлагаю сделать несколько снимков, она не против, но стесняется снимать одежду. Я делаю 3 снимка и снимаю штаны. Она расстегивает застежку трико между ног. В её колготках дырка, там же где-то и дырка её пизды. Забирается на кровать и предлагает мне свой единственный обнаженный участок. Натягивает мне резинку, и у нас случается стандартный трах. Не могу кончить, поэтому использую свою руку и её вид. Говорю «адьйос» и сваливаю.
ЗАЙКА

За бортом перевалило за сотню градусов, но, спасибо кондиционеру, в моей тачке прохладно. Я подбираю Зайку на автобусной остановке, и мы направляемся к ней домой. Даю двадцатку за фотки. У неё комната в доме с белыми рамами. Входим с заднего двора. Когда идем по скрипучему коридору, доносится женский голос: «Зайка, это ты?». «Ага», – кричит в ответ Зайка. «И это… я не одна, так что не дергай меня». Слышу бормотание чувака, как если тот рассказывает шутку, затем снова женский голос, неразборчивый, но возмущенный, затем снова мужской, но на этот раз громко и ясно: «Отсоси моё очко, ебаная ты креветка!». Заходим в комнату Зайки. Она закрывает дверь. Её комната пропахла кошачьей мочей, да и мяукающие котята, собственно, тут как тут – разбросаны повсюду. Я не часто встречал шлюх, которые действительно хотят трахаться, поэтому когда толкает меня на кровать и опускается между ног, это застает меня врасплох. Меня не парит, что она это, вообще-то, он, но жара, вонища и котята – это уже слишком. Пытаюсь вежливо её оттолкнуть. Объясняю, что просто хочу её сфотографировать. Она, тем временем, запускает свои руки мне под футболку и грызет мой хуй прямо через джинсы. Зайка большая, сильная и решительная, и перевешивает меня где-то на 25 фунтов. Я чувствую себя в западне, начинаю паниковать и кричу ей: «Да отъебись ты!», и отталкиваю её двумя руками. Она отскакивает от меня и садится на кровать с котятами. Плачет, пока я извиняюсь и заряжаю плёнку в свой Nikon.
МАМКА КУИН


Шлюха говорит, что нам нужно к ней домой, и я совершаю ошибку, попросив её показать дорогу. «Поверни направо, затем налево на светофоре, и чуток прямо. Ты везешь меня домой. Моя детка дома сама одна, и я типа хочу её увидеть. Домой, Джеймс, ты теперь мой ебаный шофер. Просто едь по этой дороге. За той машиной едь. За машиной. За ебаной машиной, Джеймс! Да ладно, я просто стебусь. Хуесос ёбаный. Я была моделью номер один в Лас-Вегасе целых шесть лет. Это мировой рекорд. Поверни там, где тот грузовик повернул, вот тут, … Да поверни ты, блядь, Джеймс. Ёбаный хуесос. Я типа должна была выйти замуж за Фрэнка Синатру-младшего. Ты знал? Он был так бля влюблен в меня. Он всё еще хочет меня, но не знает где я. Даже нанял большого сраного детектива, чтобы найти меня. Хуесос. Но я слишком бля умная. Мудозвон хочет меня так жестко, что его хуй не упадет, пока он не найдет меня, так что, он страдает из-за меня как обосраная мокрощелка. Мудозвон, ебанат, хуесос, ебасос, хуеёб. Спорим, ты не сможешь этого выговорить! Ты кто? Кто ты бля вообще такой? Я блядь ни хуя тебя не знаю и сейчас буду кричать, потому что я бля не знаю, кто ты! Ха-ха, повелся. Я тебя только что снова поимела, врубаешь? Чё, навалил в штаны? Я здесь с тобой вообще только потому, что у меня большой контракт с кинокомпанией, потому что все меня хотят для всего. Но ебаные съемки никак не начнутся, и поэтому мне нужен баблос. Поторопись, мне домой нужно, моя малышка должна кушать, я вспомнила, я должна её покормить. Её зовут Куин. Вот как я её назвала, Куин, даже если не веришь, мне похуй. Она там сейчас должна сниматься в ТВ-рекламе и получить кучу бабла. Но она, скорее всего, не захочет быть в шоу-бизнесе, как я. Шоу-бизнес хуйня. Хуесос хуесос хуесос. Это дохуя работы, даже если ты реально талантлив. Ты знал, что Фрэнк Синатра-младший хотел на мне жениться? Поверни налево, не, не здесь, на следующем. Два четыре шесть восемь. Да кто ты бля вообще такой?».
ЧЕРИ

Шишки и гематомы на голове Чери напоминают рельефную карту. Не раз её, видать, избивали. «Пожалуйста, будь со мной хорошим», – говорит. «Не делай мне больно, ок? Я буду хорошей девочкой, только, пожалуйста, не делай мне больно». «Не буду, обещаю». Мы углубляемся во тьму паркинга, я достаю двадцатку и объясняю, что работаю фотографом и мне нужна модель. Она берет деньги и перебирается на заднее сиденье. Я включаю верхний свет и достаю свой фотоаппарат. Она снимает майку, я включаю вспышку. Подношу Nikon к глазу. И тут она вдруг вскакивает, вжимается в сиденье и начинает пинаться ногами. «Это пистолет! – кричит. – Не стреляй в меня! Я буду папиной девочкой! Шмотри на мои сиси. Ты ведь хочешь потрогать мои сиси, на, потрогай мои сиси!». Она вся трясется, задыхается. Всё это меня тупо высаживает. «Да это камера, посмотри, просто камера». Она вопит: «Помогите! Кто-нибудь помогите!». Закрывает лицо руками, как будто защищается от удара. Целюсь, фокусируюсь, вспыхиваю вспышкой и делаю снимок. Её глаза прожигают дыры в моей пленке. Она ещё трижды вскрикивает, а затем, после паузы, которая, кажется, длится вечность, медленно выглядывает из-за своих ладоней. «Ты меня фоткаешь?». «Да». «Это фотик?». «Да». «Можешь дать мне больше денег? Я буду хорошо себя вести, делай что хочешь».
ДИКСИ


«Меня зовут Дикси. Я знаю, что уже говорила, но хочу убедиться, что ты запомнил – когда показываешь мою фотку, говори всем, что меня зовут Дикси. У меня классная писька, скажи? Мужик, который в этом реально шарит, сказал, что у меня писька идеального розового цвета, и реально тугая, как кулак. Вообще фоткаться весело. Вот бы все были как ты. Ближе подойди, если хочешь. Подойди и достань свой хуй. Хочешь, можешь меня обкончать. Как в той песне «…все дальше и дальше на юг, в Дикси». Прямиком в Дикси. Это прикольно. Ещё ближе. Посмотри-ка на мою письку».
ГДЕ-ТО

Еду медленно, осматриваю район. Здания не дома, но тени викторианских двухэтажек; сквоты и ночлежки. Местные – ярые противники семейных ценностей. Здесь никому не хочется быть. Кроме меня. Я люблю убожество. Моя жизнь – это исследование для книг, которые я напишу. Скорее всего, я буду специализироваться в вопросах убожества. Со двора мрачного старого дома на меня смотрит шлюха, и в её глазах я вижу, что худшие и лучшие моменты её жизни рождались в трубках и на игле; парочка брошенных детишек позади. Она приветствует меня медленным кивком, и я предлагаю ей 15 долларов за 15 кадров, что, как мы оба понимаем, легче, чем обычные 15 долларов за глотание спермы. Внутри плесень и микробы, настоящая свалка. Мы идём в комнату с вертикально стоящим матрасом. Пятьдесят лет назад здесь было мило; портьеры, ковры, работающий туалет. Пока шлюха раздевается, я спрашиваю, как пройти в ванную? Она говорит, что здесь нет ванны, и я могу поссать на стены, на пол – всем пофигу. Говорю, мол, не уверен, что у меня получится мочиться на паркет или обои. Она пожимает плечами и говорит: «ОК, тогда не ссы».
СЭССИ

Сиськи Сэсси похожи на сиськи моей первой жены, ничо так. Глаза Сэсси похожи на глаза той девушки, с которой мы тусили в Таллахасси, Флорида. Говор у Сэсси южный, прямо как у того паренька, что отсосал мне как-то ночью в региональном автобусе. Мы поболтали чуток, и она напомнила мне женщину, которую я встретил на Седьмой Авеню в Нью-Йорке – ту, которая украла мои деньги и сбежала.
МАССАЖИСТКА

Массажистка говорит, что у неё дома ребёнок, и потому она занимается тем, чем занимается. Я говорю, мол, это потрясающе, и потом описываю картину, где мы с ней, её ребёнок и мой сынишка, собрались за барбекю на заднем дворе дома из мыльной оперы, маленькая собачка кружится вокруг на задних лапах. Массажистка говорит о другой причине, почему она здесь работает. Ей нравится держать в руках твердый член, это дает ей почувствовать себя могущественной. Называет себя феминисткой, потому что знает, как заставить мужчину сделать всё, что она захочет. Ей не нужен ни муж, ни парень, ни вообще какой-либо мужчина. Заметив недоумение на моем лице, она говорит, мол, не переживай, я ненавижу мужиков, но люблю свою работу.
ЭТА ЖЕНЩИНА


Эта женщина не была многословной. Она делала всё, о чём я просил, а просил я не многое – всего-то десять фотографий. Спустя пару минут сижу в машине, так ничего и не узнав о женщине, которую только что фотографировал. Однажды, если повезет, я ею здорово попользуюсь – назову эти фотки искусством и, возможно, даже верну потраченные деньги. Я не знаю, чего заслуживаю, но, надеюсь на похвалу.
СТАРЛАЙТ

Я фотографирую Старлайт на заднем сидении, но, боюсь, она собирается отчалить в Страну Чудес. Перспектива вырубившейся проститутки в машине меня не особо прельщает, поэтому я делаю пару снимков и везу её туда, где подобрал. Прежде чем она покидает тачку, я даю ей несколько упаковок презервативов. «Вот, бери», – говорю. «Позаботься о себе». Она смотрит на меня так, словно я не в фокусе. Берет гандоны, выбирается из машины и, пошатываясь, удаляется во тьму, где, вижу, выбрасывает презики, как бесполезный окурок
ШЕБА


Шеба говорит: «Двадцать долларов только за комнату. Комната хорошая. Ещё двадцать – за фотки голышом, буду делать всё, что захочешь. Плюс ещё двадцать, если собираешься спустить, как угодно, мне по хуй». Прячет деньги в сумочку, приносит полулитровый пузырь виски Crown Royal, открывает и высасывает четверть. Бухло, поясняет, это то, чем она занимается; это всё, что её заботит, и ничего кроме. «Так что скажи, – говорит, – чего ты действительно хочешь за своё бабло? Хочешь стриптиз? Хочешь сделать мне больно? Хочешь засунуть мне хуй в горло по самые яйца? Хочешь выебать меня в жопу? Если это то, чего ты хочешь, – вперед. Пока у меня есть бутылка, мне всё по хуй».
ДЕТКА

Эта детка шикарна. Я потратил на неё гораздо больше, чем мог себе позволить, и если бы у меня ещё оставались деньги – отдал бы всё. Она чистенькая и пахнет дождем. У меня встает ещё до того, как я сбрасываю ремень. Усаживаю её голую на стул, говорю, что она красивая, прошу смотреть на мой хуй и думать о всяких секси штучках. Ей особо нечего сказать, но она подыгрывает, говорит, что хуй мой хорош, и она его жесть как хочет. Делаю пять фотографий и отставляю камеру в сторону. Она лежит спиной на кровати и, обхватив лодыжки, разводит бедра. Пальцем тереблю ей клитор, она становится мокрой. Натягиваю резину, беру член и, словно в шлеме, начинаю водить им по её щёлке. Вставляю член и смотрю, как он входит и выходит из её пизды. Детка содрогается так, словно ей действительно нравится, и, возможно, так оно и есть. Я целую её, и она целует меня, заполняя мой рот своим языком. Я не могу кончить в презике, поэтому стягиваю резинку. Детка смотрит мне в глаза, и я безумно влюблен. Плюю себе на ладонь и дрочу до тех пор, пока не готов спустить. Подаюсь вперед, и она берет меня в рот. Одной рукой мнет яйца, другой мой правый сосок. Кончаю. Четыре затяжных спазма, сопровождающихся воплем бухого селюка. Благодарю её, прошу быть осторожной, даю три презика. Одеваюсь и валю домой. Тем же вечером у меня свидание со знакомой. Ей известно, что я фотографирую шлюх. Это не то, что я держу в секрете. Она спрашивает, трахаюсь ли я с ними. А вот это то, что я держу в секрете, потому отвечаю ей – нет.
ЭТА ОСОБА

Я смотрю на фотографию этой особы и думаю: «Ого какой невъебенно охуенный кадр». Экспозиция, композиция, фокус, зрительный контакт. Но я не могу собрать полную картину. В смысле – посмотрите на это лицо, тело, кожу. Это же невероятно! Странно, но я не помню, как делал этот кадр. Кажется, мы были в отеле, вероятно в Лос-Анджелесе, но точно не помню. Думаю, эта особа была милой особой, хотя и в этом я не уверен. Сейчас, двадцать три года спустя, глядя на эту фотографию, мне интересно – что же стало теперь с этой особой, и что бы она почувствовала, глядя на это фото.
ДЖЕНА


Было у меня какое-то дело в Сиэтле. Двойной номер на шестом этаже. В конце дня беру газету с секс-объявлениями, звоню. Её зовут Джена. Она, вроде, приятная, соглашается побыть моделью, но при условии, что на фотках не будет видно её лица. Говорю, мол, нет проблем, у меня как раз тут завалялась бедуинская маска. Но и в маске она неуверенна в своей внешности. «Я нормально выгляжу? Ты точно хочешь меня сфотографировать? У меня же нет сисек». «Ты выглядишь превосходно и очень секси. Мне нравятся маленькие сиськи. Обожаю их просто. Давай сделаем пару фоток». «Я не знаю, что нужно делать. Ты должен сказать, что мне делать». «Та ничего не надо делать, просто смотри на меня. Ага, отлично. Вот так. Блин, ты реально секси, серьезно. Классно выглядишь. Как на счет немного потанцевать и потрясти для меня своими маленькими сисечками? Да, ещё чуток. Прекрасно, просто красота». Она начинает танцевать, словно замедленная Мэрилин Монро. Она впервые смеется, и я делаю ещё парочку фотографий, продолжая говорить ей, что она горячая штучка, нереальная красотка, я влюблен, а в штанах у меня стояк. Кладу камеру на кровать, и беру Джену за руку, полагая, что нам не помешает медленный танец. Она говорит: «Если хочешь заняться сексом, то нам лучше приступить и по-быстрому, потому что мой парень сейчас снаружи на стоянке, и, наверное, он уже поглядывает на часы. Если я не объявлюсь в течение десяти минут, он будет стучать в дверь, требуя больше денег». «Понятно…», – говорю.
ДЖЕЙН ДОУ

Эта женщина уже мертва, так что я фотографирую её призрак. Она одна из многих; здесь, в солнечном Голливуде, убита жизнью без малейшего шанса. Я дал её 15 долларов, хотя она просила только десятку. Пятерка сверху включала последний мой доллар. Таково моё пожертвование. Я среди прокаженных, и только что отдал свой последний доллар. Да я, блядь, никак святой. Святой «патрон» шлюх.








Итак,откровения одного фотографа муз
Душа и тело по цене БигМака.
Большинство этих кадров снято в Южной Калифорнии между 1986-м и 1990-м годом. В то время я фотографировал жизнь бесправных американцев, которые приторговывают душой и телом по цене БигМака. В этих историях и портретах я надеюсь показать неизменный удел и повседневное выживание уличных проституток – жертв культуры, которая полагает их падшими преступниками.
ДЖЕЙН

Джейн объясняет, что на самом деле она модель. Собирается вот-вот покончить с проституцией, устроиться танцовщицей или, может, будет сниматься в ТВ-рекламе. Просит мой номер телефона на случай, если фотки получатся хорошими, и она сможет использовать их для своего портфолио. Мы прощелкиваем две катушки плёнки. Затем я даю ей ещё пятнадцать баксов за быстрый перепихон. Мы делаем это по старинке – я сверху, она смотрит в потолок. Отворачивается, закрывает глаза и сжимает кулачки. Спустя шесть месяцев звонит. Говорит, что работает танцовщицей, у неё есть заботливый парень, и она хотела бы выкупить у меня негативы с её съемки за сто долларов? Отказываю, но обещаю никогда не показывать её лица. Предлагаю сделать ещё пару фоток. Она называет меня подонком и бросает трубку.
МИССИ

Мисси – наркозависимый уличный трансвестит со знойной кисло-сладкой индивидуальностью. Она живет на улице или зависает с друзьями в полуразрушенных клоповниках. В гостиничном номере с почасовой оплатой я располагаю её на кровати. Включаю телек, ищу фон. Голова Джесси Джексона обращается к Америке. В своё время он стоял на сцене вместе с Мартином Лютером Кингом, когда Джеймс Эрл Рей застрелил его пулей ненависти. И вот он, Джесси, здесь, полон надежд. Я говорю, что мне нравится Джесси Джексон. Я даже однажды голосовал за него. Мисси говорит, что никогда ни за кого не голосовала, поскольку все политики лжецы и говнюки. Я попросил её посмотреть на меня и подумать о чём-то хорошем, затем быстро сделал три кадра, но вспышка сработала только на первом и третьем.
ФРИТТЕР

Фриттер – пышная девчонка с симпатичной мордашкой. От неё пахнет мыльцем, и, к тому же, она прикольная и веселая. Я снимаю комнату в отеле, где она раздевается, и мы делаем тучу снимков. Много смеемся, у меня стояк. Говорю ей, что она не должна принадлежать улиwww.diary.ru/~stupidf0x/?newpostце, продавая себя низкосортным мудакам вроде меня. В ответ она спрашивает, кто вообще должен принадлежать улице? Говорю, мол, «Ну, думаю, никто». Меняю тему разговора, предлагаю двадцатку сверху за маленький безопасный секс. Она не против. Ложиться на кровать. Раздевшись, залажу ей на живот. Её кожа мягкая и чувствительная. Беру член и окунаюсь в роскошество её подушечного тела. Смотрю на её милое личико. У неё меланхолично карие глаза, и я чувствую, как во мне закипает семя. За миг до кульминации, Фриттер вдруг издает истошный вопль и сталкивает меня с себя, да так, что я отлетаю как дурацкий родео-клоун. Умудряюсь, впрочем, приземлиться на ноги. Моя эякуляция так и не эякулировалась, да и настрой вмиг упал. «Боже, – говорю, – ты чего?». Она в другом конце комнаты, одевается. «Я увидела что-то в твоих глазах», – говорит. – «Подумала, ты собираешься сделать мне больно. Мне пора уходить». Напяливаю джинсы. «Да не собирался я делать тебе больно. Я не такой». «Я это уже не раз слыхала». «Да, – говорю. – Видать».
ТИХУАНА

В Тихуане я даю танцовщице двадцатку, и она показывает мне быстрый стриптиз под музыку из бара напротив. Фокус и вспышка настроены, прошу её забраться на кровать, прицеливаюсь. Полностью обнаженная, она похожа на настоящую девушку. Сжимает бедра, пряча свою сосиску между ними, как хвостик. Повернувшись, чтобы я мог сфотографировать её женственную попку, она собирает своё богатство в раковинах ладоней. Делаю несколько снимков, после чего, отработав все ракурсы, прошу поболтать своим чихуахуа для пары кадров. Она реагирует с возмущением, которое я, признать, заслужил – если ей хочется быть девушкой, ей следует быть девушкой, это не моё дело. Она прыгает на кровати и ругается. Говорит «Пизда пизда, si si». Говорю ей, мол, извини, я совершил ошибку, всем понятно, что она 100% девушка. Вновь улыбаясь, дает понять, что ещё за двадцатку трахнется со мной как мне только вздумается. Отказываю и благодарю за то, что была такой хорошенькой моделью.
ПЕППЕР



Ни луны, ни звёзд, ни зримого неба – сверху донизу сплошь чернота. Пеппер берет меня за руку и ведет по дороге, которую я даже не вижу, затем по тернистому холму у Холливуд Фривэй. Неподалеку жжется табак, кружатся красные угольки, звучат низкие стоны и трехэтажный мат. Люди, которых я не вижу, вампиры и оборотни. Кто-то лает как собака, говорит, «Гав-гав, сука!». Над моей головой пролетают машины, шипящие как змеи, со скоростью 90 миль в час. Я под крэком, который, в данный миг, всячески рекомендую. Пеппер знакома с обитателями этого стихийного кладбища. Она знает тропы между могильных плит. Кто-то чиркает зажигалкой, и я вижу разрисованную стену моей мечты. Говорю Пеппер подойти к ней. Пеппер консультируется со мной относительно ее гардероба, и мы решаем, что ей следует расстегнуть рубашку, высвободить грудь и стянуть штаны. Щелкаю затвором, и вспышка сверкает так превосходно и красиво, а Пеппер – образ невинности и чистоты.
ТРИССА

Трисса говорит, что трахнула порядка тысячи парней. По всей видимости, она полагает этот факт своим главным торговым преимуществом. Я говорю ей, что это, конечно, впечатляет – тысяча парней. А она говорит, мол, «Если тебя это впечатляет, то однажды я трахнулась с восемью чуваками одновременно». «Чтобы поиметь восьмерых парней, – говорю, – тебе, наверное, понадобилось задействовать ноги и уши». Трисса говорит «Ха-ха, очень смешно, мистер Камаро, а скольких девчонок ты трахал одновременно?». Отвечаю, что по её стандартам я, скорее всего, живу непримечательной жизнью, а она говорит: «Вот и верь в это».
ТЕБЕ ПОРА

Она приподнимается с кровати, я поджигаю её сигарету, затем свою. «Могу, – говорит, – подрочить тебе и устроить стриптиз, но на большее не надейся». «Я хочу стрип-шоу, и если шоу получится на славу – я, пожалуй, подрочу. Вообще я просто хочу сделать пару снимков. Не велико дело, фотки тебе не навредят». «Я тебе не верю, ты врешь. Тебе лучше валить отсюда, пока не пришел мой сутенер и не заставил тебя сожалеть. «Я уже сожалею, и раз ты хочешь, чтобы я ушел, тебе придется вернуть мои деньги. Это реально ничего особенного, сфоткаться, только меньше работы для тебя. У тебя сексуальное тело и милое личико, я был бы рад сделать себе твоё фото на память для долгих зимних вечеров». «Чушь собачья». «Возможно, но зато искренняя чушь. Мне реально нравится, как ты выглядишь. И мне нужно всего пару снимков». Она снимает свою кофточку через голову и расстегивает лифчик. «Ты можешь сделать две фотографии, но я не стану больше раздеваться. И вообще, лучше поторопись, я вот-вот должна дать сигнал сутенеру». Моя камера и вспышка наготове, увеличиваю выдержку. «Посмотри на меня ещё раз, отлично, ничего не нужно делать, просто застынь, ага, супер, круто, спwww.diary.ru/~stupidf0x/?newpostасибо». В течение пяти секунд она умудряется поднять майку с пола и одеться, а в следующие пять уже выпроваживает меня за дверь. «Тебе пора. Получил, что хотел – теперь уходи».
А ЧО МНЕ?

Шлюха разговаривает с сутенером. «Де малые?» «В спальне». Я вмешиваюсь. «У тебя тут дети? Мы так не договаривались». Смотрит на меня. «Да спят они. Тебе же хочется трахнуться, так давай». «Не хочу я трахаться. Я хочу с тобой пару фоток сделать». Теперь на меня пялится сутенер. «Нах те фоткать?». «Я не с тобой говорю». Проститутка подходит и берет меня за руку: «Позаботишься обо мне?». Достаю последнюю двадцатку и держу её между пальцев. «Двадцать баксов». «Голышом?». «Конечно». Берет оплату, забирается на диван и начинает раздеваться. Сутенер подрывает своё тощее тело со стула и идет на меня. Верхушка моей головы почти дотягивается до его подбородка. «А чо мне?». Я стою на месте и давлюсь от запаха из его рта. «Ты со мной разговариваешь?». Белки его глаз желтые. «А чо мне?». «Чо тебе?». «Двадцать баксов». «Я не хочу тебя фотографировать». «Двадцать баксов мне за то, что ты её фоткаешь». «Я уже дал ей двадцатку». «А чо мне?». «Пошел на хуй». Он сжимает кулаки и хмурит лицо. Я худший на свете боец, но и он не похож на чемпиона, так что я притворяюсь крутым – ухмыляюсь и рычу. Он процеживает сквозь зубы «хуесос», и направляется к шлюхе, извивающейся нагишом вокруг дивана. Берет её за руку и тянет к себе. «А чо мне?». Она поднимает с пола штаны, вытаскивает из кармана двадцатку и протягивает ему. Тот возвращается к телеку. Я достаю камеру и вспышку. Она позирует как для женского журнала, пока я говорю: «Отлично, превосходно, детка, сделай так ещё раз, красота, прелесть». Делаю семь снимков, ставлю её у телевизора и делаю ещё семь. Она одевается пока я пакую свои вещи в рюкзак и досматриваю концовку фильма. На экране поющую королеву рок-н-ролла вырубает неоновая молния. Сутенера просто выносит от смеха.
ДЖЕННИ

Дженни говорит, что когда-то она была по-настоящему красивой. Говорит, пользовалась популярностью в школе, пела в хоре, висела на доске почета. Говорит, взрослела то там, то сям, но теперь вот здесь. «Сдаётся, я ничё особенного, да?», – говорит Дженни.
РОУЗ

«Тебя как звать? Меня Роуз. Рада, что подобрал. Я чистая, так что не парься. У меня нет ни сифилиса, ни ВИЧ, ни ещё чего. Ты ж не коп, а? Здесь налево поверни. Есть чё покурить? Тут направо. На какое бабло расчитываешь? Есть чё покурить? Ты же не собираешься быть мудилой, а? На светофоре налево. У меня есть гараж. Я там живу. Теперь вон туда. Слушай, а ты ничего. У меня такие не часто. Чё хочешь? Тут направо поверни. Теперь помедленнее, мы почти приехали. У тебя прикольная тачка. Сколько за неё выложил? Я не люблю всякие извращения, но могу реально круто тебе отсосать. Парканись за тем грузовиком. Есть чё выпить?».
ДЕТРОЙТ

Я заряжаю Tri-X в свою камеру пока шлюха раздевается. «Везде уебаны, – говорит, – Все уебаны. Считают, что могут наебать меня. Хуй там! Пусть никто не пытается наебать меня. Я бля из Детройта». «Ну и как тебе в солнечной Калифорнии?». «А тебя это ебёт, Белоснежка? Ты нихуя не знаешь. Нихуя да и только». Я остаюсь лапочкой и признаю, что нихуя не знаю. Беру камеру, включаю вспышку. «Я готов. Стань на кровать. Дай сделаю пару снимков». Она сидит нагишом на краю кровати, игнорит меня, и я начинаю фотографировать. Говорит в пол: «Пошло все на хуй». Роется в сумочке, пока не находит что там она искала, затем смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, называет ебаным говнюком, встает, берет сумочку, и идет в ванную, захлопывая за собой дверь. Врубаюсь, что пошла догнаться, и сам уже, если честно, хочу её наркоты, что бы там это ни было.
МАСКА МЕДВЕДЯ

«Я хочу тебя сфотографировать». «Так и знала, что ты это скажешь». «Я догадался, но всё равно решил сказать». Поворачиваюсь, тянусь назад и опускаю заднее сиденье, создавая, таким образом, съемочную площадку. «Я хочу, чтобы ты туда забралась, и я сделаю пару кадров». Достаю из сумки свой Nikon и закрепляю на нём вспышку Vivatar – при включении она пищит, словно комар в микрофон. «Тебе придется заплатить мне больше. Я тебе уже подрочила, и не моя вина, что ты не кончил, так что если хочешь фоткать меня – гони ещё двадцатку». «ОК». Достаю бумажник и протягиваю ей десятку. «Вот десять баксов, остальные попридержу, ведь это только наполовину моя вина, что я не кончил». «Ладно, но не показывай моё лицо. Однажды я выйду замуж за важного богатого мужика. Ты можешь сфоткать меня за десятку, но я запрещаю тебе фотографировать моё лицо, а то знаю – будешь ещё однажды меня шантажировать». Протягиваю ей маску медведя. «Вот, надень». Включаю верхний свет, смотрю композицию через 35-105мм зум-объектив. Недостаточно широко. Меняю на 24мм широкоугольник. Она натягивает маску и пролазит вглубь багажника. Задрала топ, показывает грудь. Предлагаю удобную позу, делаю три снимка. Говорит, мол, за десять баксов я должен был сделать только один снимок. Говорю «ага, конечно», меняю ей позу и делаю еще 3 снимка.
ПОКАХОНТАС


Покахонтас подносит спичку к трубке, и крэк начинает потрескивать, словно запекающийся зефир. Чтобы удержать дым, она закрывает руками рот и нос. Вся содрогается и вибрирует на кровати, обнимая себя, словно смирительной рубашкой. Её симпатичная мордашка расплывается в улыбке. Она сидит тихонько, позволяя кайфу наполнить ее; прильнув, громко шепчет мне: «Хочешь, чтобы я отсосала твой хуй?». «Ну, вообще-то, не совсем. Давай лучше тебя пофоткаем». Достаю из сумки камеру и вспышку. Она подхватывает плюшевого медведя и обнимает его. «Это медвежонок Мадонна. Она мой лучший друг. Можно, чтобы и она была в кадре?». «Да, это было бы клёво». Раздевается до трусов. У неё пацанские мускулы и плоская грудь. Включаю вспышку, фокусируюсь. Вдруг мою спину пронзает внезапная боль. Сажусь на кровать, пытаясь прийти в себя. «Эй, ты в порядке?». «Да, нормал, дай мне минуту». Очухиваюсь, прицеливаю Nikon. «Стой там. Возьми Мадонну если хочешь. Ты отлично выглядишь. Смотри на меня». Не смотрит. Вместо этого слезла с кровати, ищет что-то. «Куда подевался камушек? Хочу догнаться». «Ты уже догонялась». «Да я ещё чуток хочу. Блин, не могу найти…». Она водит руками по кровати, словно слепая, начинает суетиться и впадать в истерику. Я, тем временем, подхожу к кровати и нахожу крэк спящим в складках покрывала вместе с трубкой. Кладу его рядом с упаковкой Cheetos на тумбочку. «Вот он. Давай быстрей и продолжим». Она забирается обратно на кровать, сжимает медвежонка и принимает позу. Делаю снимок. Она откладывает медвежонка, садиться на корточки, запрокидывает голову и «беспричинно» ржет. Ловлю пару неплохих кадров. «Спасибо. Было круто. Ты симпатюля».
ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ

Проститутка, прогуливающаяся по тротуару, ловит мой взгляд и мы здороваемся глазами. Просовывает голову в окно, спрашивает: «Что ты тут делаешь такой одинокий? Ищешь свидания?». Быстро она к делу перешла. Судьба моя решена. Говорю «Эй, симпатюля, хочешь быть моделью?». Она малость старше моей предыдущей «подружки» и, к тому же, с гладкой чёрной кожей. У неё приятное лицо и прическа в стиле мотаунского соула. Глаза сонные, полузакрытые. На ней облегающий леопардовый топ и белая мини-юбка. Она залезла в машину и мы добазарились за сочную фото-сессию за 30 баксов. Много не болтали. Я нашел уеденный переулок с фоном в виде забора. Вылезли из машины. Я сделал десять фоток с ней разной степени обнаженности. Она была игривой и сексуальной, так что у меня встал. Сделав фотки, мы со шлюхой передоговорились о двадцатидолларовом отдроче. За делом она вела себя так, будто рвет траву на лугу. Не совсем то, на что я надеялся. Убрав её руки, предлагаю: «Поцелуй меня», «Я никого не целую, кроме своего парня». «Я дам тебе ещё 10 баксов». «Деньги вперед». Целует она меня страстно и влажно, с широко раскрытыми губами, я закрываю глаза и дрочу. Спустя несколько секунд мой внутренний голос испускает довольный вопль, а еще через секунду возвращается чувство депрессии. Я отвожу шлюху обратно на ее угол и прячу камеру обратно в рюкзак.
РУМЯНА

Шлюха молода, симпатична и как-то бесформенна. На ней широкий пояс, создающий иллюзию талии, белые колготки и трико с рюшем. Её щеки нарумянены. Я любопытствую по поводу цены за трах – целых 15 баксов. Она уводит меня в маленькую комнату с кроватью, тумбочкой и парочкой дыр в стене. Предлагаю сделать несколько снимков, она не против, но стесняется снимать одежду. Я делаю 3 снимка и снимаю штаны. Она расстегивает застежку трико между ног. В её колготках дырка, там же где-то и дырка её пизды. Забирается на кровать и предлагает мне свой единственный обнаженный участок. Натягивает мне резинку, и у нас случается стандартный трах. Не могу кончить, поэтому использую свою руку и её вид. Говорю «адьйос» и сваливаю.
ЗАЙКА

За бортом перевалило за сотню градусов, но, спасибо кондиционеру, в моей тачке прохладно. Я подбираю Зайку на автобусной остановке, и мы направляемся к ней домой. Даю двадцатку за фотки. У неё комната в доме с белыми рамами. Входим с заднего двора. Когда идем по скрипучему коридору, доносится женский голос: «Зайка, это ты?». «Ага», – кричит в ответ Зайка. «И это… я не одна, так что не дергай меня». Слышу бормотание чувака, как если тот рассказывает шутку, затем снова женский голос, неразборчивый, но возмущенный, затем снова мужской, но на этот раз громко и ясно: «Отсоси моё очко, ебаная ты креветка!». Заходим в комнату Зайки. Она закрывает дверь. Её комната пропахла кошачьей мочей, да и мяукающие котята, собственно, тут как тут – разбросаны повсюду. Я не часто встречал шлюх, которые действительно хотят трахаться, поэтому когда толкает меня на кровать и опускается между ног, это застает меня врасплох. Меня не парит, что она это, вообще-то, он, но жара, вонища и котята – это уже слишком. Пытаюсь вежливо её оттолкнуть. Объясняю, что просто хочу её сфотографировать. Она, тем временем, запускает свои руки мне под футболку и грызет мой хуй прямо через джинсы. Зайка большая, сильная и решительная, и перевешивает меня где-то на 25 фунтов. Я чувствую себя в западне, начинаю паниковать и кричу ей: «Да отъебись ты!», и отталкиваю её двумя руками. Она отскакивает от меня и садится на кровать с котятами. Плачет, пока я извиняюсь и заряжаю плёнку в свой Nikon.
МАМКА КУИН


Шлюха говорит, что нам нужно к ней домой, и я совершаю ошибку, попросив её показать дорогу. «Поверни направо, затем налево на светофоре, и чуток прямо. Ты везешь меня домой. Моя детка дома сама одна, и я типа хочу её увидеть. Домой, Джеймс, ты теперь мой ебаный шофер. Просто едь по этой дороге. За той машиной едь. За машиной. За ебаной машиной, Джеймс! Да ладно, я просто стебусь. Хуесос ёбаный. Я была моделью номер один в Лас-Вегасе целых шесть лет. Это мировой рекорд. Поверни там, где тот грузовик повернул, вот тут, … Да поверни ты, блядь, Джеймс. Ёбаный хуесос. Я типа должна была выйти замуж за Фрэнка Синатру-младшего. Ты знал? Он был так бля влюблен в меня. Он всё еще хочет меня, но не знает где я. Даже нанял большого сраного детектива, чтобы найти меня. Хуесос. Но я слишком бля умная. Мудозвон хочет меня так жестко, что его хуй не упадет, пока он не найдет меня, так что, он страдает из-за меня как обосраная мокрощелка. Мудозвон, ебанат, хуесос, ебасос, хуеёб. Спорим, ты не сможешь этого выговорить! Ты кто? Кто ты бля вообще такой? Я блядь ни хуя тебя не знаю и сейчас буду кричать, потому что я бля не знаю, кто ты! Ха-ха, повелся. Я тебя только что снова поимела, врубаешь? Чё, навалил в штаны? Я здесь с тобой вообще только потому, что у меня большой контракт с кинокомпанией, потому что все меня хотят для всего. Но ебаные съемки никак не начнутся, и поэтому мне нужен баблос. Поторопись, мне домой нужно, моя малышка должна кушать, я вспомнила, я должна её покормить. Её зовут Куин. Вот как я её назвала, Куин, даже если не веришь, мне похуй. Она там сейчас должна сниматься в ТВ-рекламе и получить кучу бабла. Но она, скорее всего, не захочет быть в шоу-бизнесе, как я. Шоу-бизнес хуйня. Хуесос хуесос хуесос. Это дохуя работы, даже если ты реально талантлив. Ты знал, что Фрэнк Синатра-младший хотел на мне жениться? Поверни налево, не, не здесь, на следующем. Два четыре шесть восемь. Да кто ты бля вообще такой?».
ЧЕРИ

Шишки и гематомы на голове Чери напоминают рельефную карту. Не раз её, видать, избивали. «Пожалуйста, будь со мной хорошим», – говорит. «Не делай мне больно, ок? Я буду хорошей девочкой, только, пожалуйста, не делай мне больно». «Не буду, обещаю». Мы углубляемся во тьму паркинга, я достаю двадцатку и объясняю, что работаю фотографом и мне нужна модель. Она берет деньги и перебирается на заднее сиденье. Я включаю верхний свет и достаю свой фотоаппарат. Она снимает майку, я включаю вспышку. Подношу Nikon к глазу. И тут она вдруг вскакивает, вжимается в сиденье и начинает пинаться ногами. «Это пистолет! – кричит. – Не стреляй в меня! Я буду папиной девочкой! Шмотри на мои сиси. Ты ведь хочешь потрогать мои сиси, на, потрогай мои сиси!». Она вся трясется, задыхается. Всё это меня тупо высаживает. «Да это камера, посмотри, просто камера». Она вопит: «Помогите! Кто-нибудь помогите!». Закрывает лицо руками, как будто защищается от удара. Целюсь, фокусируюсь, вспыхиваю вспышкой и делаю снимок. Её глаза прожигают дыры в моей пленке. Она ещё трижды вскрикивает, а затем, после паузы, которая, кажется, длится вечность, медленно выглядывает из-за своих ладоней. «Ты меня фоткаешь?». «Да». «Это фотик?». «Да». «Можешь дать мне больше денег? Я буду хорошо себя вести, делай что хочешь».
ДИКСИ


«Меня зовут Дикси. Я знаю, что уже говорила, но хочу убедиться, что ты запомнил – когда показываешь мою фотку, говори всем, что меня зовут Дикси. У меня классная писька, скажи? Мужик, который в этом реально шарит, сказал, что у меня писька идеального розового цвета, и реально тугая, как кулак. Вообще фоткаться весело. Вот бы все были как ты. Ближе подойди, если хочешь. Подойди и достань свой хуй. Хочешь, можешь меня обкончать. Как в той песне «…все дальше и дальше на юг, в Дикси». Прямиком в Дикси. Это прикольно. Ещё ближе. Посмотри-ка на мою письку».
ГДЕ-ТО

Еду медленно, осматриваю район. Здания не дома, но тени викторианских двухэтажек; сквоты и ночлежки. Местные – ярые противники семейных ценностей. Здесь никому не хочется быть. Кроме меня. Я люблю убожество. Моя жизнь – это исследование для книг, которые я напишу. Скорее всего, я буду специализироваться в вопросах убожества. Со двора мрачного старого дома на меня смотрит шлюха, и в её глазах я вижу, что худшие и лучшие моменты её жизни рождались в трубках и на игле; парочка брошенных детишек позади. Она приветствует меня медленным кивком, и я предлагаю ей 15 долларов за 15 кадров, что, как мы оба понимаем, легче, чем обычные 15 долларов за глотание спермы. Внутри плесень и микробы, настоящая свалка. Мы идём в комнату с вертикально стоящим матрасом. Пятьдесят лет назад здесь было мило; портьеры, ковры, работающий туалет. Пока шлюха раздевается, я спрашиваю, как пройти в ванную? Она говорит, что здесь нет ванны, и я могу поссать на стены, на пол – всем пофигу. Говорю, мол, не уверен, что у меня получится мочиться на паркет или обои. Она пожимает плечами и говорит: «ОК, тогда не ссы».
СЭССИ

Сиськи Сэсси похожи на сиськи моей первой жены, ничо так. Глаза Сэсси похожи на глаза той девушки, с которой мы тусили в Таллахасси, Флорида. Говор у Сэсси южный, прямо как у того паренька, что отсосал мне как-то ночью в региональном автобусе. Мы поболтали чуток, и она напомнила мне женщину, которую я встретил на Седьмой Авеню в Нью-Йорке – ту, которая украла мои деньги и сбежала.
МАССАЖИСТКА

Массажистка говорит, что у неё дома ребёнок, и потому она занимается тем, чем занимается. Я говорю, мол, это потрясающе, и потом описываю картину, где мы с ней, её ребёнок и мой сынишка, собрались за барбекю на заднем дворе дома из мыльной оперы, маленькая собачка кружится вокруг на задних лапах. Массажистка говорит о другой причине, почему она здесь работает. Ей нравится держать в руках твердый член, это дает ей почувствовать себя могущественной. Называет себя феминисткой, потому что знает, как заставить мужчину сделать всё, что она захочет. Ей не нужен ни муж, ни парень, ни вообще какой-либо мужчина. Заметив недоумение на моем лице, она говорит, мол, не переживай, я ненавижу мужиков, но люблю свою работу.
ЭТА ЖЕНЩИНА


Эта женщина не была многословной. Она делала всё, о чём я просил, а просил я не многое – всего-то десять фотографий. Спустя пару минут сижу в машине, так ничего и не узнав о женщине, которую только что фотографировал. Однажды, если повезет, я ею здорово попользуюсь – назову эти фотки искусством и, возможно, даже верну потраченные деньги. Я не знаю, чего заслуживаю, но, надеюсь на похвалу.
СТАРЛАЙТ

Я фотографирую Старлайт на заднем сидении, но, боюсь, она собирается отчалить в Страну Чудес. Перспектива вырубившейся проститутки в машине меня не особо прельщает, поэтому я делаю пару снимков и везу её туда, где подобрал. Прежде чем она покидает тачку, я даю ей несколько упаковок презервативов. «Вот, бери», – говорю. «Позаботься о себе». Она смотрит на меня так, словно я не в фокусе. Берет гандоны, выбирается из машины и, пошатываясь, удаляется во тьму, где, вижу, выбрасывает презики, как бесполезный окурок
ШЕБА


Шеба говорит: «Двадцать долларов только за комнату. Комната хорошая. Ещё двадцать – за фотки голышом, буду делать всё, что захочешь. Плюс ещё двадцать, если собираешься спустить, как угодно, мне по хуй». Прячет деньги в сумочку, приносит полулитровый пузырь виски Crown Royal, открывает и высасывает четверть. Бухло, поясняет, это то, чем она занимается; это всё, что её заботит, и ничего кроме. «Так что скажи, – говорит, – чего ты действительно хочешь за своё бабло? Хочешь стриптиз? Хочешь сделать мне больно? Хочешь засунуть мне хуй в горло по самые яйца? Хочешь выебать меня в жопу? Если это то, чего ты хочешь, – вперед. Пока у меня есть бутылка, мне всё по хуй».
ДЕТКА

Эта детка шикарна. Я потратил на неё гораздо больше, чем мог себе позволить, и если бы у меня ещё оставались деньги – отдал бы всё. Она чистенькая и пахнет дождем. У меня встает ещё до того, как я сбрасываю ремень. Усаживаю её голую на стул, говорю, что она красивая, прошу смотреть на мой хуй и думать о всяких секси штучках. Ей особо нечего сказать, но она подыгрывает, говорит, что хуй мой хорош, и она его жесть как хочет. Делаю пять фотографий и отставляю камеру в сторону. Она лежит спиной на кровати и, обхватив лодыжки, разводит бедра. Пальцем тереблю ей клитор, она становится мокрой. Натягиваю резину, беру член и, словно в шлеме, начинаю водить им по её щёлке. Вставляю член и смотрю, как он входит и выходит из её пизды. Детка содрогается так, словно ей действительно нравится, и, возможно, так оно и есть. Я целую её, и она целует меня, заполняя мой рот своим языком. Я не могу кончить в презике, поэтому стягиваю резинку. Детка смотрит мне в глаза, и я безумно влюблен. Плюю себе на ладонь и дрочу до тех пор, пока не готов спустить. Подаюсь вперед, и она берет меня в рот. Одной рукой мнет яйца, другой мой правый сосок. Кончаю. Четыре затяжных спазма, сопровождающихся воплем бухого селюка. Благодарю её, прошу быть осторожной, даю три презика. Одеваюсь и валю домой. Тем же вечером у меня свидание со знакомой. Ей известно, что я фотографирую шлюх. Это не то, что я держу в секрете. Она спрашивает, трахаюсь ли я с ними. А вот это то, что я держу в секрете, потому отвечаю ей – нет.
ЭТА ОСОБА

Я смотрю на фотографию этой особы и думаю: «Ого какой невъебенно охуенный кадр». Экспозиция, композиция, фокус, зрительный контакт. Но я не могу собрать полную картину. В смысле – посмотрите на это лицо, тело, кожу. Это же невероятно! Странно, но я не помню, как делал этот кадр. Кажется, мы были в отеле, вероятно в Лос-Анджелесе, но точно не помню. Думаю, эта особа была милой особой, хотя и в этом я не уверен. Сейчас, двадцать три года спустя, глядя на эту фотографию, мне интересно – что же стало теперь с этой особой, и что бы она почувствовала, глядя на это фото.
ДЖЕНА

Было у меня какое-то дело в Сиэтле. Двойной номер на шестом этаже. В конце дня беру газету с секс-объявлениями, звоню. Её зовут Джена. Она, вроде, приятная, соглашается побыть моделью, но при условии, что на фотках не будет видно её лица. Говорю, мол, нет проблем, у меня как раз тут завалялась бедуинская маска. Но и в маске она неуверенна в своей внешности. «Я нормально выгляжу? Ты точно хочешь меня сфотографировать? У меня же нет сисек». «Ты выглядишь превосходно и очень секси. Мне нравятся маленькие сиськи. Обожаю их просто. Давай сделаем пару фоток». «Я не знаю, что нужно делать. Ты должен сказать, что мне делать». «Та ничего не надо делать, просто смотри на меня. Ага, отлично. Вот так. Блин, ты реально секси, серьезно. Классно выглядишь. Как на счет немного потанцевать и потрясти для меня своими маленькими сисечками? Да, ещё чуток. Прекрасно, просто красота». Она начинает танцевать, словно замедленная Мэрилин Монро. Она впервые смеется, и я делаю ещё парочку фотографий, продолжая говорить ей, что она горячая штучка, нереальная красотка, я влюблен, а в штанах у меня стояк. Кладу камеру на кровать, и беру Джену за руку, полагая, что нам не помешает медленный танец. Она говорит: «Если хочешь заняться сексом, то нам лучше приступить и по-быстрому, потому что мой парень сейчас снаружи на стоянке, и, наверное, он уже поглядывает на часы. Если я не объявлюсь в течение десяти минут, он будет стучать в дверь, требуя больше денег». «Понятно…», – говорю.
ДЖЕЙН ДОУ

Эта женщина уже мертва, так что я фотографирую её призрак. Она одна из многих; здесь, в солнечном Голливуде, убита жизнью без малейшего шанса. Я дал её 15 долларов, хотя она просила только десятку. Пятерка сверху включала последний мой доллар. Таково моё пожертвование. Я среди прокаженных, и только что отдал свой последний доллар. Да я, блядь, никак святой. Святой «патрон» шлюх.